3866
1
У моей бабы Лены был чомодам. Как это пишется, она никогда не узнавала. Где купила его, я не в курсе. Он стоял на шкафу, был тяжелым, деревянным, обитым неведомым материалом в крапинку, что-то невнятно коричневое с серостью. В нем хранилось все самое ценное: трусы в гроб, чулки в гроб, ночнушка в гроб, богатый тюль, отрез на платье неведомой эпохи из некрасивой ткани.
А под чемоданом раскорячился самый обыкновенный шкаф, клонированный по соседним квартирам, с зеркалом на внутренней стороне двери, с палочкой для галстуков — у бабушки там болталось несколько ремней и поясов от халатов. В шкафу обитали вещи попроще, из тех, что никогда не дорастут до торжественного уровня «в гроб». Халаты, платья, пальто, еще один чомодам, но уже с внутренностями победнее, шитые-перешитые, штопаные-перештопанные, как внутренние органы раненного на всех фронтах ветерана.
Вещи из верхнего чомодама никогда не перемешивались с нижними. Верхний иногда пополнялся подарочным бельем, которое бабушка никогда не надевала. В результате, когда она умерла, мы обнаружили штук двадцать новеньких панталон, чулки с ценниками, шелковые и сатиновые сорочки с запахом советского универсама. Это было богатство, целое состояние. И хотя баба Лена время от времени меняла генеральный состав окончательного исподнего, все же главная, та самая стопка была уложена всегда торжественно, особняком. Мы отобрали наряды «в гроб», остальное, по неведомо кем заведенной традиции, раздали соседним бабушкам, которые слетелись на весть о кончине, как наташиростовы на бал.
А я с горечью и досадой вспоминала, какую рванину бабушка носила. И сердилась, что она никогда не позволяла себе хоть раз шикануть и забраться в верхние закрома. Меня восхищала ее аккуратная стопочка белья, собранная в баню. В основе пирамиды – халат или платье, дальше – сорочка, потом теплые панталоны, вслед за ними — трусы легкие, потом чулки и пояс, а на вершине горки — два платка, шерстяной и ситцевый. Эта стопочка раз в неделю наполняла жизнь смыслом, говорила о ее цикличности, правильности, скромности. И простота этой стопочки напоминала мне, что бабуля в 20 лет приехала из деревни и от своей скромности не отказалась до последних дней.
Чомодам мы выкинули на помойку, о чем не раз впоследствии жалели. Но я понимаю, почему ненавидела его. Он был символом праздника, которого у бабы Лены никогда не было, лучшей жизни, до которой она не дотянула, одежды, которую надеть можно в любой день, только не сейчас. А еще лучше – в гроб. Так бабушка и прожила свою жизнь. Подняла трех дочек, им покупая новые платьица, а сама донашивала стертое в рыболовную сеть, купленное в отделе «Товары для женщин» нисколько неженственное нечто. Всю жизнь работала и даже не думала, что в финале должна получить какую-то награду или бонус. Просто в последние годы часто проговаривала, во что ее нарядить в последний путь, чем угостить людей на поминках, кому что отдать из зимнего.
Теперь, когда я вижу старые фанерные чемоданы, я не испытываю винтажного трепета. Я помню тот единственный повод, который позволил бабушке надеть белье из верхнего чомодама.
Автор nataermolina
Вещи из верхнего чомодама никогда не перемешивались с нижними. Верхний иногда пополнялся подарочным бельем, которое бабушка никогда не надевала. В результате, когда она умерла, мы обнаружили штук двадцать новеньких панталон, чулки с ценниками, шелковые и сатиновые сорочки с запахом советского универсама. Это было богатство, целое состояние. И хотя баба Лена время от времени меняла генеральный состав окончательного исподнего, все же главная, та самая стопка была уложена всегда торжественно, особняком. Мы отобрали наряды «в гроб», остальное, по неведомо кем заведенной традиции, раздали соседним бабушкам, которые слетелись на весть о кончине, как наташиростовы на бал.
А я с горечью и досадой вспоминала, какую рванину бабушка носила. И сердилась, что она никогда не позволяла себе хоть раз шикануть и забраться в верхние закрома. Меня восхищала ее аккуратная стопочка белья, собранная в баню. В основе пирамиды – халат или платье, дальше – сорочка, потом теплые панталоны, вслед за ними — трусы легкие, потом чулки и пояс, а на вершине горки — два платка, шерстяной и ситцевый. Эта стопочка раз в неделю наполняла жизнь смыслом, говорила о ее цикличности, правильности, скромности. И простота этой стопочки напоминала мне, что бабуля в 20 лет приехала из деревни и от своей скромности не отказалась до последних дней.
Чомодам мы выкинули на помойку, о чем не раз впоследствии жалели. Но я понимаю, почему ненавидела его. Он был символом праздника, которого у бабы Лены никогда не было, лучшей жизни, до которой она не дотянула, одежды, которую надеть можно в любой день, только не сейчас. А еще лучше – в гроб. Так бабушка и прожила свою жизнь. Подняла трех дочек, им покупая новые платьица, а сама донашивала стертое в рыболовную сеть, купленное в отделе «Товары для женщин» нисколько неженственное нечто. Всю жизнь работала и даже не думала, что в финале должна получить какую-то награду или бонус. Просто в последние годы часто проговаривала, во что ее нарядить в последний путь, чем угостить людей на поминках, кому что отдать из зимнего.
Теперь, когда я вижу старые фанерные чемоданы, я не испытываю винтажного трепета. Я помню тот единственный повод, который позволил бабушке надеть белье из верхнего чомодама.
Автор nataermolina
Ссылки по теме:
- Где живут беженцы
- 19 очаровательных бабушек и дедушек, не стареющих душой
- 70-летняя бабушка точно воссоздала фотосессию актрисы
- Неприятности, которые случаются в повседневной жизни
- Дайвер остался жив, проведя два дня под водой
Новости партнёров
реклама
